До сторіччя «шевченківців»: Леонид Тарабаринов

Вчера, 8 ноября, был день рождения выдающегося мастера, народного артиста Украины и СССР Леонида Тарабаринова (1928—2008), посвятившего свой талант сцене Харьковского академического украинского драматического театра им. Т. Г. Шевченко.

Для газеты «Время» стало доброй традицией в такие даты перелистывать в памяти страницы творческой жизни самого гуманного украинского лицедея — на взгляд автора этих строк, именно романтический гуманизм в полной мере и всегда соответствовал актерской позиции Леонида Семеновича.
Почетный гражданин Харькова, обладатель специальной премии рейтингового конкурса «Народное признание», профессор Харьковского национального университета искусств Леонид Семенович Тарабаринов по силе индивидуальных выразительных качеств и мощи драматического таланта стоит в ряду самых крупных украинских актеров.

Патриот Харькова

Леонид Тарабаринов родился на Сумщине в тяжелую голодную пору. Чтобы выжить, родители в поисках заработка переехали в индустриальный Харьков. По необъяснимым причинам подросток страстно полюбил театр. В то время большой популярностью у горожан пользовалась народная студия при Доме ученых. Леня Тарабаринов сделал все возможное, чтобы стать актером прославленной самодеятельной труппы. Талант юноши обратил на себя внимание главного режиссера тогда существовавшего в Харькове областного музыкально-драматического театра. Только что окончившего школу юношу приглашают в состав профессиональной труппы на роли героев-любовников. Через год высокий, красивый, но еще не дипломированный артист без особого труда поступает в театральный институт на курс корифея отечественной сцены, народного артиста Украины Данилы Сидоровича Антоновича, а в 1955-м еще студентом его принимают в труппу Харьковского академического театра им. Т. Г. Шевченко.
Время и репертуарная политика театра были столь благосклонны к молодому дарованию, что за короткий срок он получает возможность сыграть столько ведущих ролей, сколько многим актерам не удается получить за долгие годы. Через пять лет Тарабаринов становится заслуженным артистом УССР, через восемь он уже народный артист республики, а в 1972-м удостаивается звания народного артиста СССР.
Его кинематографическим дебютом стала роль в художественном фильме Александра Довженко «Поэма о море». После гастролей шевченковцев в Москве Леонид Семенович получает завидное приглашение от народного артиста СССР Михаила Царева перейти на сцену Малого театра и одновременно от народного артиста СССР Юрия Завадского — в Театр Моссовета. Ни минуты не раздумывая, он отказывается от работы в Москве и шесть десятилетий преданно служит украинской сцене.

О парадоксах профессии
Мне повезло часто беседовать с этим удивительным человеком о парадоксах актерской профессии. О смысле сиюминутного и недолговечного искусства, которое почему-то привлекает и манит к себе людей, затем посвящающих подмосткам всю свою сознательную жизнь.
Для Леонида Семеновича самыми важными в актерской профессии являлось ожидание роли, затем процесс работы над ней и премьера. Его увлекал цикл профессионального постоянства, который всегда находил продолжение, проходя через восторженный ажиотаж, критические рецензии, угасание интереса зрителей, что Леонид Семенович воспринимал как вполне естественное явление, так как начиналась работа над новой ролью и все повторялось вновь. И вот уже следующий драматический сюжет оживает на радость зрителям, но и с ним происходит та же история. Так продолжается, пока актер не покидает театр. Никакая техника не способна увековечить спектакль, живущий только один вечер. Оттого-то и дорожил Леонид Семенович реакцией зрительного зала, необходимой ему только теперь, только сейчас, когда не окончилась жизнь его сценического героя, до того момента, как закроется тяжелый занавес.
С годами он стал относиться к подмосткам, как к мудрому собеседнику. Верил, что в пустом театре сцена наполняется мистической атмосферой. После долгого отсутствия в театре у него вдруг возникало непре­одолимое желание очутиться в слабом свете дежурных ламп, придающем разобранным декорациям очертания фантастических фигур. С каким волнением он рассказывал о пылинках, кружащихся в матовом свечении, густой тишине, постепенно наполнявшейся звучанием голосов давно сошедших со сцены актеров! Сквозняки, словно призраки, бродят в кулисах, рисуя в памяти образы некогда сыгранных действующих лиц из разных спектаклей. Леонид Семенович уверял, что в такие минуты появляется редкая возможность вступать в диалог с самим собой, посмотреть на себя как бы со стороны. Голоса все звучат и звучат, стирая грань между персонажами и реально существующими в прошлом людьми…
Возможно, сегодня, оказавшись в пустом пространстве шевченковской сцены, мы сможем услышать и голос Леонида Семеновича. Не вымысел и не мистика — такое действительно происходит на старых сценах, «на­игранных» духовной силой многих поколений хороших артистов. Сценические персонажи в исполнении Тарабаринова сменяли друг друга, покидали свет рампы, казалось, навсегда, но никто не ушел бесследно. Они в свое время были так одухотворены силой его таланта, что театр поныне не вправе предавать их забвению…

Роль подчиняет актера

— В сотнях разных характеров, — в последнем интервью «Времени» рассказывал Леонид Семенович, — жила часть моей души. Совсем недавно я осознал важную истину — не актер, а роль подчиняет себе актера. Новая жизнь входит в чуждую ей оболочку, сопротивляясь, часто отторгая личность исполнителя. Приходится много мучиться, чтобы завладеть ею и подчинить своим чувствам. Магию многочисленных сценических перевоплощений я связываю только с неистовым желанием всегда оставаться самим собой, так как воссозданные на сцене человеческие чувства оказывают влияние на судьбу личности, их порождающей. С одной стороны, это плодотворно сказывается на росте профессионального мастерства, а с другой — отзывается цепью стрессов, болезней и необъяснимой тоски. Напоминает закон сообщающихся сосудов, где нельзя увеличить объём одного, не изменив уровня в другом. Ко мне на помощь в таких случаях приходят сами роли. Возьмем, например, Федю Протасова из «Живого трупа» Льва Толстого. Не я, а он всегда ждал меня в театре, так как только я мог дать ему возможность вернуться в реальный мир к людям. Ради этого я не мог отказаться играть, даже заболев. Однажды, приехав в театр с высокой температурой, превозмогая недуг, с трудом вышел на сцену… Вдруг ощутил колоссальный прилив сил и мог бы играть Федю бесконечно. Разве это не чудо?! Кое-как добравшись до театра больным, я разгримировывался совершенно здоровым, будто мою хворь забрал себе Федор Протасов. Такие роли способны изменять наше самочувствие.

«Театр глаз»

Тарабаринов до конца дней оставался актером-философом, а не иллюстратором хрестоматийного текста. Был честен перед своими ролями, и они отвечали тем же. По его убеждениям, роль — не текст, а состояние человеческой души. В первую очередь всегда пытался оправдать поступки своих персонажей, невзирая на их положительные или отрицательные качества.
Шестьдесят лет его актерского труда можно с чистой совестью считать как сто двадцать лет рабочего стажа. Утверждаю это не из чувства сострадания. Хороший артист не нуждается в жалости, потому что все его психофизические затраты сполна компенсируются эмоциональной отдачей сидящих в зале людей. Если актер интересен, он защищен зрительскими симпатиями от духовного опустошения. В моменты вдохновения к Леониду Семеновичу приходило ни с чем несравнимое состояние творческого откровения, подчиняющего себе темный проем сотнеглазого зала. Зрители переставали быть зрителями, а, становясь соучастниками его роли, с замиранием сердца воспринимали каждый жест, каждое слово.
Выразительный взгляд со сцены — отдельная тема. Я бы обозначил её как «театр глаз Леонида Тарабаринова». В маленькой роли заброшенного Фирса из чеховского «Вишневого сада» у многих в памяти остались то ли наполненные влагой глаза, то ли блеск драгоценных камней, рассыпанных по черному бархату траурной тоски. Пронизывающий, кричащий взгляд уходящего в мир иной Фирса, а с ним и целой эпохи. А какой на его «алмазные» глаза была ответная реакция зрительного зала в трагическом монологе короля Лира: «Дуй, ветер, дуй, пока не лопнут щеки…»! Этого не пересказать. В галерее всех некогда увиденных мною в этой шекспировской трагедии актерских воплощений Лира самым живым и ярким в памяти сохраняется сценический образ Леонида Тарабаринова.

Об истинных чувствах

Он не работал над текстом, а священнодействовал над ним. Признавался, что когда брал в руки новую роль, то вдумчиво постигал каждое слово и чувствовал, как от репетиции к репетиции легкие листы обретали вес. Спустя несколько дней репетиций листы сковывали своей тяжестью. Затем наступал момент, когда они уже обременяли и, словно тяжелая ноша, выпадали из рук. Именно в эти незабываемые для Леонида Семеновича моменты начиналась не литературная, а уже сценическая жизнь роли, перевоплотившейся в живой, одухотворенный образ.
Если посмотреть репертуарный лист, в котором перечислены все сыгранные этим артистом роли, становится не по себе. Но любили его не за количество, а за качество, потому что Леонид Семенович принадлежал к той когорте украинских драматических артистов, которые никогда не подменяли чувств истинных мнимыми.
В заключение приведу высказывание самого Леонида Тарабаринова, на мой взгляд, предельно точно характеризующее высокий профессиональный уровень без преувеличения великого артиста: «Истинными чувствами я называю порядочность и любовь, которые невозможно сыграть, ими надо обладать. Истинные чувства потому и истинные, что ими нельзя обмануть. Но они не прозвучат на сцене, если актер не испытал их в жизни».