Спектакль, не превращенный в накопитель режиссерских домыслов

Киевский режиссер Михаил Яремчук и студенты выпускного курса кафедры актерского и режиссерского мастерства театра анимации Харьковского национального университета искусств завершили работу над дипломным спектаклем «Вишневый сад» по пьесе Антона Чехова (украинский перевод Петра Панча).

Драму Антона Чехова в сценографическом решении Михаила Яремчука сопровождает музыка Игоря Лебедкина. Действие происходит на вращающейся платформе, удобной зрителям для открытого обозрения прямого контакта актера с куклой. Белые одежды и выбеленные гримом лица — аллегория светлых демонов, управляющих судьбами персонажей, обитающих в чеховском «Вишневом саде». Идеально использованы три аспекта, важных для любого режиссерско-постановочного процесса, — избран метод действенного анализа, воплощен прием биомеханического оживления неодушевленного предмета, воссозданы стилевые особенности конкретного места, времени и быта, соответствующего духу того времени.
Автору этих строк впервые случилось увидеть эстетически «стерильный» спектакль, в который не привнесено ничего лишнего, спектакль, не превращенный в накопитель режиссерских домыслов, кои ныне принято называть актуальными замыслами. Действие соответствует сюжетной линии гениального автора «Вишневого сада». За пределами пьесы исследовались только биографии действующих лиц, в данном сценическом прочтении — очаровательных, необыкновенно чувственных кукол-марионеток. Каждый курс профессора Александра Инюточкина — всегда событие, и не только внутри вузовской жизни, а выходящее за пределы Харькова и Украины. Студенты Александра Александровича побеждали на всеукраинских, международных конкурсах и фестивалях театров кукол. Сегодняшний «Вишневый сад» взял самую высокую планку, заявив о себе как об уникальном явлении в педагогике, обеспечивающей будущим актерам надежный уровень исполнительской и постановочной культуры. Марионетка — сложная в техническом оснащении кукла, требующая особого к себе отношения и виртуозной сноровки в передаче психофизического состояния через действие, совершаемое куклой при помощи нескольких нитей. То, что произошло, трудно анализировать вне понимания важности совершаемого чуда. Сначала спектакль воспринимается через руки кукловодов, но через несколько минут мы забываем о руках, становясь свидетелями событий, происходящих в родовом имении дворян Гаевых. Любовь Раневская (Анна Пустовалова), приехав из Парижа, проходит комнатами, каждая из которых одаривает её воспоминаниями о прошлом. Осёкся… будет вернее — марионетка Анны Пустоваловой, потому что теперь мы не отрываем взгляда от статной женщины в стильном платье, степенно бредущей по комнатам родных пенатов и вспоминающей о том, что некогда доставляло ей чувства радости и печали. Тот самый случай, когда незначительные мелочи, на которые мы в драматическом театре не обратили бы внимания, — шокируют. Например, Раневская попросила принести кофе. Когда желание было исполнено, Любовь Андреевна берет со стола чашку и подносит к губам… Только представьте, Кукла, аккуратно берет со стола чашку и пьет кофе?! Как такое возможно: действенные нюансы неодушевленных слагаются в привычки, из которых формируется своеобразная манера, а впоследствии выявляется индивидуальный характер персонажа. Эстетствующий перед сестрой-парижанкой Леонид Гаев (марионетка Даниила Мандзюка) обладает такими качествами, какие можно увидеть только на живописных полотнах художников-маньеристов. Интеллигентная сдержанность в проявлении чувств, светская раскрепощенность и рассудительная интонация красноречиво характеризуют человека, прожившего сложную, насыщенную впечатлениями жизнь. Совершенно иными качествами Даниил наделяет другого персонажа — философствующего неудачника Семена Епиходова, повадки которого не сравнимы с манерами Леонида Гаева, в противовес которому подается характер Ермолая Лопахина (марионетка Антона Глазунова). Раскрывается натура двойственная: с одной стороны — впитавшая в себя условности жизненного уклада, присущего благородному семейству, а с другой — трудно сдерживаемый вульгаризм мужика, попавшего «в элитный ряд». В этом спектакле в отличие от многочисленных предшествующих трактовок Лопахина, как персонажа влюбленного в Раневскую, в этой режиссерской версии его явление в полной мере соответствует только тому, кем на самом деле он оказывается, — «…хоть от мужиков и откололся, а образованным так и не стал». Разудалый от спиртного Ермолай, вернувшись с торгов, со злорадством сообщает о купленном имении, и нет в его словах и поведении даже намека на то, что он, приобретая сие место во спасение материального положения своих бывших покровителей, — предал.
Отличительными особенностями наделены характеры трех женщин, придающих особое настроение ожиданию того, как сложится их дальнейшая судьба. Напускная веселость Шарлотты (марионетка Маргариты Трапезаровой), непринужденное поведение ключницы Вари (марионетка Кристины Дорошенко), восторженная непосредственность Ани (марионетка Анастасии Онищук) и влюбленная в лакея Яшу горничная Дуняша (марионетка Евгении Свистуновой), в результате того, как марионетки отыгрывают преодоление чувства тревоги, усиливается ожидание неизбежности трагической развязки.
Сложно говорить об актерских удачах или неудачах, потому что мы погружены в атмосферу, которая создается не артистами, а куклами в «обрамлении» живых людей. Основным тренингом в процессе постижения основ актерского мастерства являются упражнения, развивающие память физических действий. Надо признать, это длительный процесс в воспитании биомеханических навыков будущего актера, но вот каким образом на уровне осмысленного поступка памятью физических действий овладевает кукла? Нитями Владислава Несвита ведомы тоже две марионетки — вечный студент Петр Трофимов и лакей Яков. Уверяю, один и тот же исполнитель в спектакле на драматической сцене был бы узнаваем, а в руках кукольника перед нами предстают две совершенно разные индивидуальности. Формальные характеристики самих кукол внешне контрастны, однако играет ими один артист, умело передающий совершенно разные психофизические состояния двух антиподов. То же самое можно повторить и об игре Ивана Ищенко, дающего сценическую жизнь чудаковатому Семеонову-Пищику и старому слуге Фирсу, которого Иван наделяет трогательной щепетильностью по отношению к своим хозяевам. Сцена с канделябрами пробирает до слез. Все уехали, а брошенный в имении Фирс по привычке перед ужином зажигает свечи. Кукла!!! зажигает свечи! Вспомнив, что ужинать нынче некому, накрывает колпачком пламя и бредёт анфиладой комнат в неизвестность…